Проходил я тут недавно по Калужской площади, где напротив метро стоит памятник Ленину. Вспомнил времена, когда не Калужской она называлась, а Октябрьской площадью. Да и Ленина «тут не стояло». Да, было когда-то такое время, в середине 80-х…
Места здесь всегда натоптанные были. Каким образом сюда заросла бы народная тропа, если справа находилась стекляшка вино-водочного магазина, а за этим популярным и весёлым заведением хмуро стоял скособоченный овощной магазин, пускающий в воздух миазмы гниющих овощей и фруктов.
Идёшь с работы, обойдёшь очередь в винный, просочишься через толпу закусывающей публики у овощного, возьмёшь трёхкилограммовый пакет картошки по десять копеек за килограмм. Почистишь, получается один килограмм нормальной, очищенной и не гнилой картошки. Уже счастье для обычного холостяка…
Но это всё было до Ленина.
Вот так тут и жили большинство обитателей коммуналок из трёх домов, расположенных в том месте справа на снимке, где теперь горделиво и самодовольно возвышается длинный многоэтажный дом Управления по делам дипломатического корпуса. Если заглянуть теперь внутрь его двора со стороны 4-го Добрынинского переулка, прямо от центрального входа в детскую Морозовскую больницу, то можно увидеть единственного оставшегося старожила этих мест — дом 6/10. Да и то уже в новом качестве, без вечно шумных своих обитателей. Клерки какие-то снуют иногда, посольство малозаметной на карте мира страны неназойливо расположилось в его стенах, конторки какие-то, да офисы малоизвестных фирм. Единственный оставшийся старожил этих мест-дом 6/10 Фото: Владимир Голубков, личный архив
А слева от него, почти впритык, стоял дом 8/10. Прямо на месте вот этого коричнево-бежевого нового здания на снимке. Дом с моей десятиметровой комнатушкой на четвёртом этаже, где благополучно завершилась моя весёлая и разгульная холостяцкая жизнь, где родились сын, а затем и дочка. Детворы здесь всегда было море. Во все времена — и до Ленина, и после.
В этом дворе хулиганил и взрослел «Вовка-Жирик». В соседнем подъезде подрастала и набиралась ума Янка, шустрая девчушка с живыми, игривыми глазёнками.
Отсюда, из соседнего подъезда, ходил на занятия Генка Хазанов… Он и потом появлялся часто, когда его уже прославил «калинарный техникум», передавал всем знакомым приветы и контрамарки на концерты. Жена его, Злата, появлялась здесь гораздо чаще, практически каждый день, привозя на желтой «шестерке» маме Хазанова обеды в судках.
Яна Поплавская повзрослела и превратилась во всем известную Красную Шапочку, а Вовка заметно заматерев, явил себя стране и миру как Владимир Вольфович.
Но всё это происходило ещё до Ленина…
Милицией тут никого удивить было нельзя, здание МВД напротив появилось незадолго до Ленина. Часто можно было понять, когда у них зарплата. Люди как люди. Деньги получат, зайдут в винный. Потом в овощной, затем — во двор…
Народ и милиция в такой момент были едины, это было время «Следствие ведут знатоки», и никакой тебе прослойки в виде национальной гвардии между людьми в форме и бесформенными гражданами не было.
Но это всё — до Ленина…
К тому подробно рассказывается, что видом милицейской фуражки, даже начальственной, у нас во дворе никого удивить или напугать было несерьёзно.
Ленин в здешних местах появился своеобразно, законспирированно, словно шифруясь от царских шпиков-ищеек и жандармов.
В один из дней конца лета 1985-го нас, жильцов близлежащих к площади домов, «достал» своими просьбами и уговорами участковый. Просил не приглашать домой к вечеру никого посторонних, ни друзей, ни знакомых. Увещевания эти явно были связаны с какими-то работами, происходившими за высоким забором в центре площади. Туда уже заехали два огромных тягача, похожие на те, которые на парадах возят по Красной площади громадные ракеты. На тягачах лежал зачехлённый груз.
Если бы никто ничего не запрещал, то никто и внимания не обратил бы, а тут-то всё наоборот получилось!
Этим вечером, помимо участкового и маловыразительных товарищей в штатском, похожих одеждой и поведением друг на друга, как капли дождя из одной и той же садовой лейки, во дворе шнырял целый генерал с многочисленной свитой полковников. Да ещё куча начальства на чёрных «Волгах» из райкома партии и исполкома.
Как тут нас разгонишь? Это они — «понаехавшие», а мы тут — свои, местные! На улицу высыпали все, даже те, кого соседи считали давно умершими. Даже те из долгожителей, кто, по разговорам, давно уже не ходит, а если и ходит, то только «под себя».
Генерал махнул рукой, оставив всё на попечение полковников, и ушёл в основное здание министерства. Распорядился только громко, чтобы подчинённые глядели «в оба». Не дай Бог, если кто начнёт снимать на фото или болтать лишнего…
Это ещё больше возбудило народ. Интересно же узнать, что такого на исходе седьмого десятка советской власти видеть рабочему классу с колхозным крестьянством и жидкой прослойкой трудовой интеллигенции не дозволено! Да ещё и Злата Хазанова подъехала, присоединилась к коллективному лицезрению. Глядишь, и сам Хазанов пожалует, контрамарки привезёт…
Начальство убедилось, что несмотря на позднюю ночь, разгона толпы не получилось, и, плюнув, дало отмашку.
Два громадных, редких по тем временам, суперкрана «Като» начали синхронно поднимать на уже установленный гранитный цоколь расчехлённую скульптуру Ленина.
Ни один драматург, ни один режиссёр даже не смог бы мечтать в то время о подобном зрелище… Как в каком-то Театре абсурда под открытым небом, в мертвенном свете прожекторов из-за забора стал появляться Ленин.
Сначала появилась макушка головы… Потом — лицо… Шея… Плечи…
В пронзительной тишине население двора увидело: бронзовый символ социалистического государства и всего мирового коммунистического движения беспомощно висел, чуть-чуть покачиваясь в самом центре Москвы, подвешенный мощным тросом за шею…
Его, конечно, поставили быстро на постамент, но стала понятна та прыть, с которой силовики пытались убрать с улицы всех нежелательных свидетелей. А вдруг бы среди зевак, не дай Бог, оказался иностранный корреспондент недружественного нам государства? Или местный недоброжелатель-диссидент, недовольный порядками в стране и на своей кухне. Взял бы, да и сфотографировал это непотребство…
Телефонов тогда со встроенными камерами не было, так что всё обошлось в тот раз. Да и мы в те времена особой болтливостью не отличались.
Посмотрел я, проходя мимо памятника, на Ильича, на его хитрый прищур глаз… Помнит, конечно, он тот случай. Но тоже молчит. А может, о голубях думает. Вот кто главный враг-то! Это каждый памятник скажет, если говорить начнёт. С голубями пора разобраться серьёзно! И со старушками, их подкармливающими.
Ленину-то особенно с этим делом не повезло. Он на любом скульптурном изображении — с непокрытой головой. Кепка знаменитая завсегда в руке зажата.
И что эти скульпторы-архитекторы понимают в наших реалиях?
