Что Вы знаете о Москве? Экскурс в 30-40-е годы ХХ века.
Когда-то территория Москвы ограничивалась окружной железной дорогой, по обе стороны которой тянулись серые ленты асфальта, носившими громкое название «шоссе». На внутренних шоссе стояли каменные дома с квартирами-коммуналками, на внешних располагались дровяные и угольные склады и бараки. Бараки были одноэтажными дощатыми строениями с единственной кухней и удобствами во дворе. Под окнами росла крапива и лебеда — другой растительности быть не могло — угольная пыль висела в воздухе, забивая легкие и землю.
Каменные дома страдали перенаселением. В одной комнате трех-четырех комнатных коммуналок жило по две и по три семьи, ютившихся за простынями на веревках. Непременным дворовым атрибутом были круглые основания из такого же камня, как и дома. Предполагалось, что из них должны бить фонтаны для облагораживания местности с чахлой растительностью. Однако, обилия гувернанток с детьми не наблюдалось, и про фонтаны забыли, забыв убрать основания. В летнее время по вечерам раскрывались окна, на подоконник выставлялся патефон и во всю мощь пел: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…».
В середине 30-х годов северная внешняя дорога вдоль Московской Окружной носила название Пакгаузное шоссе, вдоль него располагались дровяные и угольные склады. Сразу за ними лепились сбитые в кучу сарайчики, где пришлый из деревень народ держал коз и свиней.
В те годы правительство выпустило Указ о призыве сельского населения в Москву на работу по развитию промышленности. Малограмотные жители села обучались профессии ткачих, помощников машинистов паровозов и другим малоквалифицированным профессиям. Ткачихи жили в общежитиях при ткацких фабриках. А семьи железнодорожников жили в бараках и вагонах. В вагоне стояла печка-буржуйка, дававшее тепло и возможность готовить пищу.
В военное время 40-х годов эшелоны с солдатами обязательно останавливались на станции Лихоборы, чтобы сдать раненых в больничку, располагавшуюся в нескольких метрах от железнодорожных путей. Солдаты обменивали тушенку на маленькие зеркала, которыми торговала вечно голодная ребятня. На станции всегда можно было набрать кипятку в жестяной чайник или умыться.
После войны семьи железнодорожников получили комнаты в коммуналках. Семье из трех человек полагалась комната в девять метров, на четырех — больше. Пятеро могли рассчитывать на двадцать метров в коммуналке. И это означало значительный прогресс: в общей квартире была ванная и туалет. И кухня! Бог с ними, с примусами! Зато, кухня!
Сарайчики и дровяные склады потом снесли и построили несколько небольших фабрик. Бараки продержались до начала шестидесятых, принимая всех желающих из близлежащих областей. Потом снесли и их и возвели целый квартал пятиэтажек и Дом Культуры, в котором по воскресеньям крутилось кино.
Станционное шоссе теперь носит название проезда Черепановых. Стоят не тронутые временем больничка и Дом Культуры. Круглые основания фонтанов давно заросли и возвышаются небольшими холмами. На подоконниках старых домов остро пахнут герани, и из распахнутого настежь окна слышится уникальный лирический тенор Г. П. Виноградова:
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»